Там, где край сибирский заметают зимние суровые снега, там, где у оленей отрастают для боданья крепкие рога, где-то среди рощ и перелесков, средь болот, где вьется комарьё, у реки одной малоизвестной кто-то как-то выстроил жилье.


И сто лет спустя на этом месте вырос городишко неплохой, с населеньем тысяч этак в десять, с магазином, ясен пень, Райпо, с площадью Советской в самом центре, с памятником в бронзе Ильичу, с надписью внизу на постаменте: «В.И. Ленин. Лысый Пикачу». А напротив - домик деревянный там стоял лет пятьдесят уже. Девушка по имени Татьяна в доме том имела ПМЖ.


Лучшей доли с юности не зная, средь простых возросши мужиков, вся была простецкая такая в сереньких пимах без каблуков. Не было работы постоянной, ни забот, ни горя, ни тоски. Изредка ее видали пьяной, спящей под кусточком у реки.


Но душа!.. Душой была Татьяна утонченна, как английский джин. Целый день, улегшись на диване, воспаряла ввысь с его пружин. Из тайги душа ее стремится прочь от жизни серой и простой, чтоб мечтать о том, как встретит принца, и как скажет он: «Мгновенье! Стой!» Пусть не на коне – в кабриолете (принцы на конях в деревне есть. Романтично только с виду это, а на деле – запах не бог весть). Только чтоб он был не волосатый, чтобы телом – вылитый Брэд Питт. И еще, конечно, неженатый. И в постели, сука, не храпит. Ну и деньги тоже были чтобы. Это ясно каждой из девиц: принц без денег – это просто ёбарь. А с деньгами каждый ёбарь – принц.


И девичье сердце наполняли сладостные грезы и мечты. Только принцы, подлые канальи, не спешили наводить мосты. И лежала с банкою коктейля, с сигаретой «Мальборо» в руке, Таня в ожиданьи появленья принца в белоснежном пиджаке.


А у самой речки той таежной, километрах в трех от Ильича, парень жил, ее земляк Сережа. Он в нее влюбился сгоряча. Он ей розы приносил украдкой, оставляя у двери её, и однажды тяпнут был за пятку Таниным дворовым кобелем. Он играл ей на аккордеоне песни в огороде при луне — при своем приличном баритоне слыл он деревенским шансонье. Верил он, что девушку такую вряд ли можно в мире отыскать.


Так и жил он, по ночам тоскуя и мечтая Таню приласкать. Днем работал скромным трактористом, был силен и робок, как овца. Хоть и не был шибко мускулистым, и не так, чтоб был хорош с лица, но зато не пил Сергей ни грамма, не курил, спокоен был и тих. Девкам про него твердили мамы: «Чем тебе Сережка не жених?» Да к тому ж годился в рифмоплеты, был трудолюбив (совсем как я)… Но не принц! Не принц, увы, и всё тут! Трактористы, ясно, не графья.


И Татьяна, принимая розы, и вдыхая нежный аромат, думала порою: «Боже! Боже! Почему Сережка не богат?..» Раскрывала томные глазищи из-под тонко щипанных бровей, и просила до зарплаты тыщу (до его зарплаты, не своей).


Он в глазах, как в озере собачка, шел ко дну, пуская пузыри, из трусов вытаскивал заначку и дарил ей сразу тыщи три. Взяв ладошку робкою рукою, храбрость всю в кулак он собирал, и Татьяну звал в поход с собою, и делить палатку предлагал.


А она, прищурясь близоруко, отвечала: «Брось белиберду! Ты же мне как лучшая подруга! Я тебя ценю, но не пойду. Что теперь гадать, «что было б, если…», ты поверь, ведь я тебе не лгу. Право же, мне жаль, что я не лесби! Жаль, но я с подругой – не могу!»


Но Сережка все не унимался. Позабыв о страхе и стыде целый год в любви ей признавался — без большого, впрочем, КПД.


Даже дед Макар, сосед Татьяны, пожалел однажды паренька. Пригласил, налил вина в стаканы и спросил с ехидцею: «Ну, как?.. Я солдат, и слов любви не знаю. Я тебе скажу, парнишка, так: плюнь! Она ж динамщица такая! Маешься ты с нею, как дурак. Ты найди порядочную девку, чтобы сиськи, чтоб копна волос. Ну а эту дохлую креветку с нулевым размером к свиньям брось! Ты пойми, она тебя не любит, ну и пусть сидит и прынца ждет. Впрочем, без тебя ей тошно будет, брось ее – сама к тебе придет. Ты смотри, не вздумай к ней кидаться, прояви характер, будь упрям! Ты скажи ей: «Как насчет ебаться?» А откажет – ты ее к хуям! Ты, Серега, главное, запомни: девкам надо, чтобы страсть и пыл! Эх, вот в сорок пятом было, помню… Впрочем, нет, не помню. Позабыл».


Наставляя этаким манером, поучая юного бойца, вдохновляя собственным примером, парню заменял Макар отца.


Разглядел, что Танечка за особь! Словно пелена упала с глаз, и Сергей решил Татьяну бросить. Ну, или попробовать хоть раз.


Перестал к ней с розами являться, бросил под кровать аккордеон, говорили даже, что встречаться начал с продавщицей Лидкой он. Занимать ей деньги перестал он, прикупил машину и часы, и пришлось (так денег много стало!) больше на размер купить трусы. Стал красивый, беззаботный, гордый, прекратил томиться до зари, и ходил теперь с довольной мордой, и свистел из фильмов попурри. Улыбался всем девицам встречным, подмигнув и наклонившись чуть, говорил им: «Есть дела на вечер? Хочешь, на машине прокачу?» И гулял с девчонками по тропке в сквере по соседству с Ильичом, и рукой придерживал их попки, и болтал влюбленно ни о чем.


И однажды в этом самом сквере Танечке попался на глаза. У Татьяны зашалили нервы, покатилась по щеке слеза, губы задрожали, как осинки, и едва стерпеть хватило сил, глядя, как Сережка по тропинке со своей мормышкой проходил! Рядышком с Сережкою дивчина, не подозревая шла, смеясь… Но прищурясь, ей глядела в спину пара очень-очень цепких глаз.


Вот она, паскуда, мымра, рожа, мерзкое отродье паука! Может он не принц, но все же, все же!.. Увела, лахудра, мужика! Отрастила, понимаешь, сиськи, как приманки две для дураков, и ведет, небось, в тетрадке списки – скольких совратила пареньков!


И придя домой, рыдала в койку. До чего девчонку довели!.. Лишь когда коров к вечерней дойке с пастбища по улицам вели, Таня поднялась, утерла слезы, высморкалась, в доме прибрала, выпила для храбрости две дозы и Сережкин номер набрала.


«Знаю, милый – у тебя другая, я тебя лишь об одном прошу: дай мне шанс! Сегодня! У сарая! Всё прости, и я тебе прощу! Все у нас сложилось так нескладно, но не рви со мною сгоряча!»


А Сергей ответил ей: «Ну ладно», и повесил трубку на рычаг.


Вот и ночь. Стемнело за сараем, в огородах ссорились коты. Легкою походкой самурая он возник пред ней из темноты.


Он стоял. Она стояла тоже. Он плечом к поленнице приник.


«Я пришел, - сказал он. – Ну, так что же?»


И решилась Таня в этот миг. В страхе допустить опять промашку, ощутив в душе порыв огня, распахнула перед ним рубашку, томно прошептав: «Возьми меня!»


Он взглянул на тело под рубахой и на прядки редкие волос, рот раскрыл и громко слово «Нахуй!» вслух членораздельно произнес. И ушел, ее одну оставив.


В эту ночь до утренней зари плакала Татьяна под кустами и клялась уйти в монастыри. А под утро, отряхнув лосины, выбралась она из-под куста. На крыльце пивного магазина солнца первый луч ее застал.


Бросил навсегда Сергей Танюшку, навсегда забыть о ней решил, вечером пошел к своей подружке и жениться с ходу предложил.


Закатили знатное гулянье — полдеревни было, не соврать! Спьяну умудрились два баяна пополам на радостях порвать. И зажили молодые в душу, в жизни все у них пошло на лад. Родилась у них малышка Ксюша — гордый папа был безмерно рад.


Что ж Татьяна? А Татьяна вскоре, по мужскому истомясь теплу, отдалась сантехнику Егору, пьяному женатому козлу. Был похож с лица на кроманьонца этот похотливый грубый жмот. Врал он ей, что скоро разведется и Татьяну к ЗАГСу поведет. Он с утра «Агдамом» нажирался, больно за соски щипал её, и небритой мордой прижимался, в уши ей хрипя свое враньё.


И мечтая поскорее спиться, вместе с ним «Агдам» она пила…


…Так мечта прекрасная о принце девушку Татьяну подвела.


http://alex-aka-jj.livejournal.com/67526.html